[disney-adult]

Название: Фиолетовые пятна на голубом
Автор:  seren
Фэндом: "Корпорация монстров"
Персонажи: Мэри Гиббс (Бу) и Салли
Жанр: Джен
Рейтинг: детский
Саммари: Мэри Гиббс - двадцать два года, и когда-то у нее был воображаемый друг, чудный монстр по имени Салли.



Вдохновение - штука капризная до ужаса, Мэри Гиббс усвоила это еще давно. Она дважды проветрила комнату, пересмотрела реконструкции любимых художников и обрызнула карандаши любимыми духами с освежающим ароматом - все напрасно, муза даже заглянуть не пожелала.

Мэри высунула голову в окно и подставила лицо солнцу и слабому ветру. За городом воздух был совсем другой; и пусть рента крохотной квартиры-студии обходилась недешево, приятные соседи, ночное небо в россыпи звезд, которых не разглядишь в Нью-Йорке за небоскребами, и близость океана того стоили. Так почему же вдохновения все нет, мысленно переспрашивала саму себя Мэри.

- Бу! Бу-у! - ребенок на улице забавно корчил рожицы. Девушка помахала ему рукой, только потом сообразив, что обращался он явно не к ней.

"Бу" - так детишки хотят шутливо напугать приятелей, так звал ее Салли. У всех друзей вымышленными друзьями были супергерои или принцессы, а у нее - чудный монстр с добрыми глазами и густой аляповатой шерстью. Иногда Мэри Гиббс вспоминала и мягкость шерсти, и тепло огромных рук, но часто отгоняла эту мысль: детское воображение бывает очень богатым на детали.

Мэри взглянула на стол, заваленный скомканными бумажками, карандашными стружками, маркерами и альбомом с реконструкциями и устало вздохнула: остался ровно месяц до публикации, а у нее ни эскизов, ни идей. Всего-то нужно пара иллюстраций к детским книжкам, но рисовать сказочные сюжеты в свои двадцать два Мэри считала задачей сложной.
Надеясь, что вдохновение будет к ней благосклонно следующим утром, как надеялась все два месяца до, девушка решила прибраться в комнате. Может, пресловутый творческий беспорядок не способствует самому творчеству? Стружки и помятые бумажки полетели в заполненную до краев корзину. Мэри еле сдержалась, чтобы не выкинуть мусор прямо в окно для полной чистоты. Альбомы были аккуратно сложены в стопочку. Ветер нежданно одарил своим дыханием комнату, легко приподняв тюль и закружив в вихре истончавшие от нажима карандашей бумаги. Быстро справившись с окном, девушка подобрала рисунки и грустно им улыбнулась. От них веяло теплом и давними воспоминаниями, как бывает со всеми старыми, забытыми, но любимыми вещами. Самые ее первые рисунки, точнее, только их часть, а добрая половина хранилась у матери в коробке из-под туфель.

Фиолетовые пятна на голубом, короткие рожки на голове и по-детски корявая подпись внизу "Салли" - это было самым любимым у маленькой и взрослой Мэри, и она не посмела оставить его в квартире матери. А на первый рабочий день ее угораздило принести этот рисунок. Начальница, случайно увидев, тогда мило улыбнулась, добавив, что в детстве ее сынишка часто рисовал такого же "ужасного монстра, которого боялся до дрожи в коленках".

Сигнал телефона извлек Мэри из омута воспоминаний.
- Дорогая, скоро день Благодарения. Я буду тебя ждать, - голос матери на автоответчике был удивительно отчетлив.
Да, никогда Мэри Гиббс так не хотела домой.


Их было только двое: она и мать. У отца - другая семья, и это Мэри тоже усвоила.
Скромный стол, совместный просмотр парада по теливизору и диалоги ни о чем и про все - обычный, по-семейному тихий вечер, по которому обе успели соскучиться.
- Спокойной ночи, - Мэри чмокнула мать в щеку и пошла спать. Включила свет в своей детской, улыбнулась прошедшему здесь времени и пнула по дороге к кровати сумку с альбомом. В альбоме так же было пусто. Хотелось бы надеяться, что ее не уволят после сего кошмара.
Мэри долго ворочалась в постели, время от времени поглядывая на белую, разукрашенную розовыми цветами дверь гардеробной, и смутные воспоминания терзали ее. Ей вспомнился странный ящер, доводивший ее до крика, до слез... Что за глупости, осуждающе подумала Мэри, тебе же не пять лет. Сон быстро овладел ею, скрасив ночь яркими видениями: розовые лепестки кружили ее в танце и кто-то вдалеке, сокрытый тенью, звал ее по давно забытому имени...

Мать уговорила ее остаться на пару дней: Мэри просто не хотела омрачать праздник спором, да и ее холодная от одиночества квартирка не вызывала желания вернуться. Надоедающая вопросами о личной жизни тетушка, племяшка, чуть было не разорвавшая альбом - день можно было считать вконец неудачным, если бы не горстка вдохновения, подаренная странным сном. Карандаши легко скользили в руке и по шероховатой поверхности бумаг, быстро сменявших одну другую. Часы прошли для нее незаметно, и "очнулась" Мэри, когда громко хлопнула дверью обиженная на нее тетушка, а мать ласково попрощалась с ней перед сном. Три готовые иллюстрации в приятных небесно-голубых и сиреневых тонах радовали глаза, и Мэри уже в сотый раз мысленно благодарила случайно зашедшую музу. Могла бы и спеть ей дифирамбы, или даже станцевать от счастья, глупо подумала Гиббс, если бы не сковавшая тело тяжелыми цепями усталость, вслед за которой пришел и сон.

Скрип двери и едва знакомая поступь шагов, тихих, нарочито осторожных, чтобы предательски не заскрипели половицы, не вписывались в ночную тишину и тревожили покой Мэри.
- Мам, тебе что-то нужно? - сонно поинтересовалась она, перевернувшись к окну, сплошь в дождливых слезах и блеклом свете полумесяца.
Ответа не последовало, и Мэри встревоженно приоткрыла глаза.
Темная крупная фигура, неразличимая в темноте, неловко разместилась на детском креслице, тихо что-то напевая под нос. Отец, догадалась Мэри.
- Пришел, предатель, - обиженно пробубнила она, уткнувшись в подушку. - Вспомнил, наконец.
Кидаться к нему с объятиями Мэри не желала, он может и до утра подождать, если для него это все-таки важно.
Послышался тихий вздох и удаляющиеся шаги, на мгновение остановившиеся в дальнем углу, у шкафа с игрушками.
После того, как за отцом захлопнулась дверь, Мэри перевела дыхание, стараясь успокоиться. Обида после ухода отца из семьи еще кровоточила раной в сердце и детскими тайными слезами по ночам, чей солоноватый вкус чувствовался на самых кончиках шерсти Салли, бережно обнимающего ее. Но это было невозможно, и вслед за воображаемым другом вспомнился и кабинет психолога со спертым воздухом и противными расписными тарелочками на стенах...
- Черт бы тебя побрал, Салливан, - стукнула кулаком Мэри по подушке.

Утреннее кофе застряло в горле от слов матери.
- Дорогая, он не приходил. Тебе приснилось, - она нежно коснулась лица дочери. - Ты вчера много работала.
Мэри зашлась в кашле и выдавила слабую улыбку.
- Да, мам, наверное.
Она в полной растеряности прошлась по спальне, словно от ее взгляда могли ускользнуть следы присутствия отца. Не то, что бы его ей не хватало, убеждала сама себя Мэри Гиббс, но проверка лишней не будет.
Детское креслице немного продавилось под ее весом, и девушка внимательно обвела глазами комнату. Провела рукой по голубым стенам, остановилась у белой двери с розовыми цветами, за которой была комната с детской одеждой, Мэри это знала точно.
И никаких монстров.
И почему-то от этого становилось уж слишком грустно и одиноко, чем должно было быть.

Мэри Гиббс была уверена, что незваный гость заявится и в эту ночь, и страх обвил ее душу коварным змеем.
Ножницы для бумаг - отныне сторожи покоя сна - мирно лежали на прикроватной тумбочке, а руки Мэри поглаживали бейсбольную биту. И когда луна вновь засияла на небосклоне, Гиббс с волнением уставилась на дверь.
Время шло медленно, очень медленно, и тиканье отсчитывающего секунды будильника Мэри слышала отчетливо, как и стук сердца, готового вот-вот вырваться из груди.

"Вот увидишь, Гиббс, тебе это только показалось: с воображением у тебя еще с детства проблемы, причем просто огромные". И это было правдой: в интернате, куда отправили после развода родителей, ее сразу же отвели к психологу. Толстая тетка в очках с умным видом заявила, что Салли является проекцией отца, но более чуткого и внимательного. Ересь ересью, ответила тогда Мэри, и продолжала бегать по коридорам с боевым кличем "Майк Вазовски!".

Будильник отмерил второй час после полуночи.
Ты дура, Мэри Гиббс, отметила про себя девушка. Уложив биту подле кровати и проведя пальцами по металлической глади ножниц, она легла спать. Сон ее был полон тревоги и удивительно чуток, и скрип двери вмиг освободил ее от оков сновидений.
Тучная фигура медленно направилась прямо к кровати, с каждым шагом нагоняя больше страха. Мэри, прежде ущипнув себя пару раз, тихо взвизгнула, схватила в руки биту и, включив лампу на тумбе, вспрыгнула на кровать, отчего рост ее перед неведомым чудищем казался больше, а страху - меньше.

Яркий свет слепил глаза, и Мэри видела лишь смутные очертания своего гостя.
Фиолетовые пятна на голубом и рожки на голове, и имя, готовое слететь с губ.

- Салли...

Он, наверное, ее не узнал: слишком сильно она изменилась, да и он тоже. Прошедшие года добавили ей не один дюйм роста, детская пухлость навсегда покинула ее, а волосы были покрашены в баклажановый цвет, сквозь который упорно пробивалась чернота корней. Да невозможно ее, взлохмаченную, испуганную, удивленную, в помятой застиранной сорочке и битой в руках, принять за пятилетнюю малышку Бу!
Салливан неловко топтался на месте, боязливо оглядывая девушку. Годы немного коснулись его шерсти серебром, или, быть может, Мэри только показалось...
- Бу, - он сказал это через силу, через неверие, растерянно поглядывая то на волосы, то на биту, с угрозой нависшей над ним. Он замялся, словно не решаясь спросить. - Бу, куда делись твои щечки?

Бита с гулким звуком упала на пол, и в комнате раздался тихий смех. Мэри обняла лицо и прошептала: - Я, наверное, выросла.

И, наверное, ей все это просто снится, но руки, обнимающие ее так бережно, и песня, знакомая ей с детства, не могли быть сном.
Как не могли быть и долгие его разговоры о том, как он приходит несколько дней подряд в годовщину их последней встречи, что была пятнадцать лет назад, как иногда берет некоторые ее игрушки, потому что их любят его дети.
Как не могло быть и не скрываемое его недовольство, что ее долго не было рядом.
Как ... всего было много, и Мэри уснула, вцепившись в щекочущую кожу голубую шерсть, словно боясь, что он уйдет, растворившись в воздухе, подобно миражу в пустыне.

И, наверное, это и было сном. Сном, которого она так долго ждала и которого не хватало, подумала Мэри Гиббс на утро, проснувшись в холодной постели.

Но пара голубых с фиолетовым волос на детском креслице и наспех созданный портрет Салли убедили ее в обратном. С портретом в руке и просто безграничной радостью в сердце она подошла к белой двери, разукрашенной цветами, и, мягко улыбнувшись, произнесла:
- Салли, я буду тебя ждать.

И почему-то ей казалось, что он слышал.